Иванов Е.М.

О ДУХЕ

 

 

1. Факты духовной жизни

 

Обычно дух понимают как высшую составляющую индивидуальной человеческой души – как то в душе, что связывает ее с единым основанием всего сущего – с Богом, Абсолютом, Всеединым бытием.  Существует обширная литература, посвященная духу и духовности. Весь мистический опыт, в частности вся йога – есть попытка овладения духом, попытка отождествления, слияния  с ним индивида, что, по идее должно  вести к прочному соединению индивидуального «Я» с Абсолютом, вплоть до полного «растворения» в Абсолюте.

Хотя различные проявления  и функции духа достаточно хорошо описаны в литературе,  достаточно надежно зафиксирован сам факт наличия «духовного измерения» психической реальности, тем не менее, до сих пор отсутствует, как нам представляется,  систематизированное, четко очерченное, философски корректно обоснованное учение о духе, в котором описывались бы и эмпирические аспекты проявления духовного, и его теоретико-философские основания, и его основные функции в системе психического. Отсутствует ясность в понимании отношения духа и сознания, духа и ума, духа и индивидуального «Я»  человека и т.д.  Цель данной работы  - предельное (насколько это возможно сейчас) прояснения понятия о духе, систематизация его свойств и проявлений, устранение неясностей, расплывчатости, которыми, как правило, страдают рассуждения о духе и духовности, как в религиозной, так и в светской литературе.

Поскольку дух – связывает (по определению) человека с высшей реальностью (Богом, Абсолютным бытием, Основанием сущего) – то очевидным отличительным признаком духовного является надиндивидуальность (трансперсональность), а, следовательно, и   невозможность объяснения проявлений духа с точки зрения устройства индивидуального  человеческого тела и мозга.  Иными словами  – дух, - это то, что невозможно объяснить натуралистически – как функцию нейронального механизма человеческого мозга. Но, вместе с тем, дух – это то, что непосредственно проявляется в индивидуальной психической жизни – иначе мы о нем ничего бы не знали.

Начнем с анализа эмпирических проявлений духовного. По определению, как мы помним,  духовное – это все то, что в нашей психике невозможно объяснить натуралистически, т.е. с позиций физики, химии, физиологии и т.п. Но даже простейшее ощущение (пример ощущение зеленого цвета)  - невозможно вывести из сколь угодно сложного функционирования нейронных систем, из химии, физики или физиологии человеческого мозга.  Как ни усложняй нейронную сеть – ничего кроме сложной нейронной сети мы не получим. Усложнение физических и химических процессов само по себе не предполагает возникновение чувственных качеств. Если в фундаменте самой материи нет ничего подобного ощущениям, то и вывести их из материи логически корректно не возможно.  Ведь мы вполне можем без всяких противоречий представить себе все те же самые нервные процессы, но не сопровождаемые никакими ощущениями, образами и т.п. Т.е. между нейрофизиологией (физикой, химией) мозга и феноменологией сознания – нет никакой логической связи – одно, совершенно не предполагает другого.

Мозг с физической точки зрения – не более чем организованное скопление атомов и молекул.  Современное физическое описание материи бескачественно – т.е. в соответствии с заложенным еще Декартом идеалом – материя описывается посредством  «пространственно-временной геометрии». Это видно из того факта, что фундаментальные уравнения физики практически не содержат ничего, кроме пространственных и временных координат (х, у, z, t) и числовых коэффициентов, также имеющих в конечном итоге пространственно-временную размерность. Все «качества», с точки зрения физики и физиологии восприятия,  – это субъективные интерпретации (кодировки) тех или иных количественно определяемых пространственно-временных свойств материи (цвет – кодирует частоту электромагнитной волны, запах и вкус – геометрическую форму молекул, звук – колебания воздуха различной частоты и т.д.). Но если мозг – не более чем атомно-молекулярная система, то откуда в сознании могут возникать чувственные качества, если в атомах и молекулах мозга они отсутствуют?

 Здесь возможны два ответа – либо качества привносятся извне, не являются продуктом мозга (и тогда мы можем отнести их к проявлениям духа – «сверхприродного» начала в человеке), либо качества все же принадлежат изначально самой материи, но физика почему-то их игнорирует (такой точки зрения на природу качеств придерживался, в частности, Б. Рассел).  Во втором случае нужно признать, что физика существенно не полна и дает неадекватное описание предметного мира – что весьма сложно допустить, учитывая очевидные успехи физики в объяснении строения и свойств материи. Но такая возможность, теоретически все же остается, и  поэтому мы можем лишь предположить (хотя и с большой долей уверенности), что «качества» – скорее всего, привносятся «извне», есть продукт духа, а не нейронального механизма.

Традиционно духовность связывается, однако, не с качественностью (модальной спецификой) чувственного восприятия – а с мышлением.  В античной литературе дух напрямую отождествляется с умом (греческий «нус»). В последних изданиях сочинений Плотина его мировой Ум  уже переводят как «Дух», что вполне соответствует смыслу данных сочинений. Действительно, мировой Ум Плотина  – отнюдь не есть синоним обычного человеческого дискурсивного мышления. Он надиндивидуален, он пребывает вне времени (в Вечности), а потому «мыслит все сразу» («Каждый Ум мыслит все сразу» - писал позже Прокл). Следовательно, в индивидуальном уме дух находит свое выражение не в дискурсе, не в последовательном рассуждении,  а в интуиции, в актах единовременного схватывания смысла (то, что греки называли «ноэзис», в отличие от «дианойи» - дискурсивного мышления).

         Интуиция – это «прямое видение истины», без всяких выводов и опосредований. Интуиция – основа для творчества – это «озаренное» мышление, в котором рождается нечто принципиально новое, небывалое. Дискурс же механистичен, подчинен законам логики и способен лишь механически преобразовывать уже полученное знание из одной формы в другую.

  Можно ли интуицию и творчество рассматривать как функцию мозга? Это весьма сомнительно. Мозг, по современным представлениям – есть нечто вроде «сетевого компьютера», который выполняет процессы переработки информации в соответствии с заложенными в него «программами» (эти «программы» отчасти определяются строением мозга, определяемым на генетическом уровне, отчасти воспитанием, восприятием культуры, другими формами социального взаимодействия).  Мозг в таком качестве действует как некий (пусть даже очень сложный) автомат, детерминированный генетикой, культурой, социумом. Что же принципиально нового, небывалого, творческого он, в таком случае, может создать?

Интуиция это  - моментальное прозрение, мгновенный  напор знаний и озарения, который нам предлагает однозначные и, как правило, верные,  решения, принимаемые в условиях недостатка информации.

            При этом мы не знаем откуда пришло решение, но мы верим в него, полагаясь на свое внутреннее ощущение Истины. Интуиция – это отнюдь  не «способ думать». Это - способ непосредственного получения оптимального результата, что теоретически предполагает  параллельную обработку огромного объема  информации, при котором используется многомерная модель обработки осознанных и еще не осознанных многообразных «данных». Именно интуиция лежит в основе любого творчества.

Существует так называемое «машинное творчество». Оно основано на переборе вариантов, причем решающее слово в отборе удачных вариантов все равно остается либо за программистом, либо за человеком, «обучающим» машину.  Если машина пишет стихи или музыку – качество ее продукции  может оценить только человек, поскольку не существует алгоритмов оценки прекрасного и талантливого. Большая часть сделанного машиной просто отбрасывается человеком как «мусор» и то немногое, что вызывает позитивные эмоции у человека – выдается за «творчество машины». По сути, это не настоящее творчество, а внешняя имитация творческого процесса.

Обратимся к психологии творческого процесса. Уже в древности было замечено своеобразное явление «отчуждения» творческого продукта от личности его создателя. Творец нередко сам удивлен тем, что он создал, он не всегда понимает мотивы, цели и истинное значение продуктов собственной деятельности. Творчество требует особого состояния вдохновения, которое еще Платон характеризовали как род «исступления», «выхода из себя» (экстазиса), подчеркивая тем самым, что здесь через посредство творца действует некое высшее, надиндивидуальное начало. Сократ также говорил, что авторы гениальных произведений искусства не являются их авторами; автор - высокий дух, который  входил в них во время вдохновения.

Во время  вдохновения человек как бы входит в транс:  он не чувствует своего тела, внешних звуков, времени. На него как бы «извне» обрушиваются каскады научных или художественных идей, сами собой рождаются стихи и поэмы, возникают замыслы романов, пьес и др. Придя в  обычное состояние, творец обнаруживает, что не в состоянии объяснить, что он создал, и как создал, и почему создал.

Итак, еще в древности мудрецы и художники смогли установить тот неординарный факт, что мудрость или творческое разрешение проблем, как в искусстве, так и в науке приходит к нам из какого-то надсознательного, несознаваемого источника. Истинное произведение искусства непременно содержит в себе «надиндивидуальный» элемент – именно поэтому оно и интересно для всех. Но, вместе с тем, творение несет и отпечаток личности его создателя. Это означает, что путь к «общезначимому» лежит через подсознательные глубины индивидуального «Я»  По этой же причине и для самого творца его собственное произведение - есть  нечто неожиданное, новое. Поэтому, собственно творчество и интересно для творца, захватывает его, вызывает эмоциональный подъем. Все это никак не согласуется с представлениями о творчестве как продукте деятельности какого-то алгоритма, или перебора вариантов. В последнем случае особенно важны примеры, когда произведение рождается как бы спонтанно, без усилий со стороны автора.

Вольфганг Амодей Моцарт описал однажды, как он сочиняет музыку:

«Когда я в хорошем настроении и хорошо себя чувствую или когда я
прогуливаюсь или еду в коляске... мысли толпятся в моей голове,
входя в нее с величайшей легкостью. Как и откуда они приходят? Я не
знаю и никак не причастен к этому... Стоит только возникнуть теме,
как появляется другая мелодия и сама связывает себя с первой в
соответствии с требованием композиции... Композиция приходит ко
мне не последовательно, не по частям, разработанным в деталях,
какими они станут позднее, но во всей своей полноте, сразу, так что
мое воображение позволяет мне услышать ее целиком».

         Упомянем некоторые другие феномены спонтанного творчество: П. Маккартни, как известно, услышал мелодию знаменитой песни «Esterday» во сне, и долго не мог поверить, что это его собственное сочинение, а не подсознательное воспоминание во сне слышанной когда-то ранее композиции. Другие общеизвестные примеры: Менделеев увидел свою таблицу элементов во сне, также химик Кекуле во сне открыл форму строения молекулы  бензола. Знаменитый электротехник Н. Тесла во время прогулки в состоянии озарения ясно увидел схему электромотора и т.д.

         Еще более удивительные вещи наблюдаются в состоянии транса у медиумов. Мы имеем в виду так называемое «автоматическое письмо». В таком состоянии бразилец Ф. Шевье  написал около 200 книг, переведенных на многие языки, причем все свои произведения: стихи, прозу, философские трактаты, воспроизвел не только на родном языке, но и на нескольких других, незнакомых ему. Подобным же образом его земляк К. Мирабелли, зная 3 языка, умудрялся писать на 28 и при этом не особенно контролировал свою «работу», попутно беседуя с окружающими.

Близким к автоматическому письму быль стиль работы Шри Ауробиндо. В письме к ученику он пояснял: «Я не принуждал себя писать, я просто предоставлял высшей Силе работать, и когда она работала, я не предпринимал абсолютно никаких усилий. Это в прежние «интеллектуальные» дни я пытался иногда форсировать события, но не после того, как я начал развивать свои способности в поэзии и прозе с помощью йоги. Позвольте также напомнить вам, что и когда я писал для «Арьи», и когда пишу эти письма или ответы, я никогда не размышляю... Я пишу в безмолвии разума и пишу лишь то, что приходит свыше, причем уже в законченной форме» (2).

А написал Ауробиндо, как известно, большое число произведений (его теоретические труды опубликованы в 30-ти томах юбилейного «Собрания  сочинений», изданного к 100-летию со дня его рождения) работая  много часов каждый день в течение многих лет и при этом, как свидетельствуют ученики, он не проявлял каких-либо признаков утомления.

Все эти примеры ясно указывают на то, что творчество может иметь «потусторонний» по отношению к сознанию человека источник. Этот источник невозможно отождествить с фрейдовским «подсознательным» – поскольку он отнюдь не является проекцией животных инстинктов или продуктом идей и представлений, ранее вытесненных из сознания.  В «подсознании», по видимому, может содержаться лишь то, что является предметом личного опыта, и, следовательно, – что раньше уже прошло через сознание.

То, что содержимое бессознательного не сводится к личному опыту, а содержит в себе гораздо более глобальные знания – в пределе – знания обо всем Мире в целом, показали исследования К. Юнга и С. Грофа.

Юнг открыл в самой глубине человеческой души нечто, что,  по его мнению, указывало на существование  надличной сферы человеческой психики.

Юнг потратил большое  количество времени на  изучение мировой мифологии - китайской, египетской,  индейской, греческой, римской,  африканской и индуистской. Его интересовали боги,  богини, демоны, тотемы и священные животные, древние  символы, образы и сюжеты  мифологии разных народов. Юнга поразило то, что  эти древние мифологические образы регулярно и часто безошибочно появлялись в сновидениях и фантазиях современных европейцев – его пациентов, подавляющее большинство которых не обладало сколько-нибудь  обширным знанием мифологии, - той мифологии,  которая проявлялось в их сновидениях. Эта информация  явно не была приобретена в течение индивидуальной  жизни, и, таким образом, заключил Юнг, эти основные мифологические мотивы должны быть врожденными структурами, наследуемыми каждым человеком, независимо от его расовой и культурной принадлежности. Эти изначальные образы, или архетипы являются общими для всех людей. Они не принадлежат отдельному индивиду, они надиндивидуальны или, иными словами  коллективны, т.е. находятся за пределами индивидуального сознания.  Именно эти образы, по Юнгу, определяют содержание художественного творчество – поскольку обладают особым эмоциональным воздействием на человека.

         Юнговские архетипы еще можно истолковать натуралистически – как обусловленные генетической памятью, которая осталась у нас от общих предков (хотя, надо заметить, биологи отрицают существование такой памяти). Гораздо труднее натуралистически интерпретировать результаты исследований в области трасперсональной психологии С. Грофа. С помощью особой техники холотропного дыхания Гроф добивается измененных состояний сознания, сходных с психоделическими состояниями, вызываемыми ЛСД.

Гроф, так описывает эти состояния: «Холотропные  состояния по содержанию чаще всего бывают  философскими  и мистическими.   Находясь   в   них,   мы  можем   последовательно   испытать психодуховную смерть  и возрождение  или  чувства единства с другими людьми, природой,  Вселенной и  Богом. Богатый   спектр  этих  состояний  включает  также внетелесные переживания, во  время которых развоплощенное сознание сохраняет способность оптического  восприятия и может с  различных позиций в  точности наблюдать  события, происходящие  как в  непосредственной близости, так и  в отдаленных местах.

Трансперсональные переживания необычайно расширяют ощущение персонального тождества, включая в него элементы внешнего мира и других измерений реальности. Например, одна из важных категорий трансперсональных переживаний включает  в себя  достоверные эмпирические отождествления с другими людьми, животными, растениями, а также со множеством иных аспектов природы и космоса.

Мы можем  испытать  полное сознательное отождествление с другими   людьми,   группами  людей,   животными,   растениями   и   даже  с неорганическими объектами и  процессами. В ходе  таких переживаний  возможно получить совершенно новую точную информацию о различных аспектах  Вселенной, включая данные,  доступ  к  которым  для  нас в настоящей жизни  по  обычным каналам  невозможен.

Когда мы достигаем эмпирического отождествления с Абсолютным Сознанием, мы  сознаем,  что  наше  собственное  бытие  полностью  соизмеримо  со  всей Вселенной, со  всем бытием. Это узнавание нашей  божественной природы, нашей тождественности  с космическим истоком есть самое  важное открытие  из всех, какие мы  можем сделать в ходе углубленного самоисследования.

В трансперсональных состояниях мы способны ощущать себя и некой  частью творения,  и  самим  творческим принципом. То  же  справедливо и для  других людей, которые могут ощущать себя и  собой, и кем-то иным, в том числе и для нас  самих. В этом смысле  каждое человеческое существо есть не только малая составная часть Вселенной, но  и целое поле творения.

Трансперсональная психология   обнаружила,   что   в  холотропных состояниях   возможно эмпирическое отождествление  почти с  любым аспектом  физической реальности, прошлым  и настоящим,  равно как и с различными  аспектами других  измерений бытия. Тем самым она подтвердила, что в психике каждого из  нас таинственным образом закодирован весь космос и в процессе  углубленного систематического самоисследования любой из нас может получить к нему доступ». (3)

         Таким образом, исследования в трансперсональной психологии показывают, что мы подключены к неограниченному резервуару  надиндивидуальной информации, которая уже не может быть объяснена через гипотетическую «генетическую память».

Другой аргумент в пользу существования духа, как некой «супранатуральной» составляющей психики (т.е. такой составляющей, которая  не объяснима с позиции физико-химического и физиологического функционирования мозга) связан с оценкой производительности мозга как «вычислительной системы». Мы отмечали ранее, что современное понимание деятельности мозга во многом продиктовано «компьютерной метафорой»  - мозг уподобляется компьютеру (сетевой компьютер), сознание – деятельности этого компьютер. Программирование же этого «компьютера» осуществляет культура через различные социальные институты.

 Еще  в конце 40-х  годов прошлого века  МакКаллок и Питс  математически строго доказали, что из нейроноподобных элементов можно построить сеть, способную осуществить любое алгоритмизируемое вычисление. Иными словами, было показано, что, по крайней мере, потенциально, мозг является универсальным компьютером, способным вычислить (в соответствии с тезисом Черча) все, что вычислимо в интуитивном смысле (в частности, вычислимо с помощью машины Тьюринга). Тогда мозг по своим возможностям тождественен машине Тьюринга  и может быть оценен только  по количественным параметрам: объему памяти и быстродействию (т.к. все универсальные компьютеры потенциально обладают одинаковыми возможностями – решают один и тот же класс проблем, известный как класс «алгоритмически разрешимых  проблем»).Т.е. мозг, в силу своего устройства, способен вычислять любые алгоритмически вычислимые функции, если ему на это хватит объема памяти и быстродействия.

В таком случае вполне законно сравнение мозга с  обычным компьютером. Однако, это сравнение явно не в пользу мозга.          

Может ли  мозг человека, работать также быстро и обладать такой же объемной памятью как современные суперкомпьютеры?  Или, иными словами, будет ли эффективно работать компьютер, построенный из элементов, подобных нейронам?

Нервная клетка имеет два состояния, характеризующиеся разным электрическим потенциалом: возбуждение и покой. Это аналог выбора ДА-НЕТ в ячейке записи компьютера. Потенциал клетки в состоянии возбуждения и покоя отличается на величину порядка 100 милливольт, что может с успехом быть использовано для записи и передачи информации. Что же касается быстродействия, то мозг явно уступает даже самому простому персональному компьютеру. Типичное время изменения потенциала в нервной клетке составляет одну миллисекунду. Это непомерно много с компьютерной точки зрения. Передача информации по нервным путям с учетом задержки на 1 миллисекунду в каждой клетке приводит к скорости передачи информации не более 100 м/сек.  (360 км/час). В компьютере же сигнал распространяется с максимальной возможной скоростью – скоростью света (т.е. ~3000000 км/сек). Т.е. мозг работает примерно в 1000000 раз медленнее любого компьютера.

Возможности компьютера определяются в первую очередь быстродействием его процессора и оперативной памяти. Величина этого быстродействия характеризуется тактовой частотой, которая приблизительно есть частота изменения потенциала в каждом элементе твердотельной схемы компьютера. Тактовая частота задается специальными часами, встроенными в компьютер. В настоящее время эта частота для промышленных образцов Pentium достигает 3000 мегагерц. Для сравнения отметим, что если бы компьютер был сделан из живой клеточной ткани, то с учетом времени задержки сигнала при синаптической передаче от клетки к клетке (порядка одной миллисекунды),  ограниченной скорости передаче сигнала в нервном волокне (которая колеблется в пределах 1 – 140 м/с), большой длительности потенциала действия (1,5 мсек) и времени рефрактерности нейрона, (0, 5 мсек) - тактовая частота такого компьютера не могла бы превышать 1 килогерц. Разница в пять с лишним порядков. Реально же частота разрядов нейронов колеблется в широких пределах (от десятков до тысячи импульсов в секунду), но в среднем составляет примерно 100 гц. Но это относится не ко всем нейронам. Так, большинство нейронов промежуточного мозга и коры больших полушарий после очередного разряда импульсов во время протекания рефракторной фазы неактивны в течение примерно 100 мсек. Следовательно, наиболее удобным ритмом их спонтанной активности может быть ритм около 10 разрядов в 1 сек., который и является одним из факторов, определяющих частоту электрических колебаний на поверхности мозга в состоянии покоя. Т.е. мозг работает даже на порядок медленнее, чем это теоретически возможно.

Установлено, что достаточно сложные когнитивные задачи (распознавание образов и т.п.) могут решаться за 120 — 450 мсек. За это время сигнал в центральной нервной системе успевает переключиться с одного нейрона на другой не более 100-300 раз. Этого явно недостаточно для сколько-нибудь сложной обработки информации. Это низкое быстродействие нейронов, как обычно полагают, компенсируется их большим общим числом. Т. е., иными словами, высокая производительность достигается за счет существенного распараллеливания «вычислений». Мозг состоит примерно из 100 миллиардов нейронов (из них около 14.109 приходится на кору больших полушарий). Каждый нейрон имеет в среднем около 5 тысяч синапсов и может посылать сигнал примерно 10 тысячам других нейронов. Частота разрядов нервных клеток, как уже говорилось, — в среднем составляет  около 100 гц. Если предположить, что каждый сигнал содержит 5 бит, то общая производительность мозга составляет 1017 ops. Но, учитывая избыточность мозга (в частности, учитывая тот факт, что функциональной единицей мозга являются, видимо, не отдельные нейроны, а их асссоциации – т.н. «колонки») эту величину можно уменьшить примерно на три порядка (1014). (Что уже вполне сравнимо с производительностью современных суперкомпьютеров ~ 1012 опс). Так что с этой точки зрения вычислительная мощность мозга в целом формально достаточно велика.

  Однако, как показывают исследования, распараллеливание в общем случае не дает большого прироста вычислительной мощности. Так, для оптимальных (высокоскоростных) процессоров возможен прирост производительности за счет распараллеливания не более чем на 2-3 порядка (4). Использование большого числа параллельно работающих элементов порождает большие трудности в организации обмена информацией, в согласовании деятельности отдельных процессоров, в распределении между ними элементарных подзадач. Известно, также, что далеко не все задачи, успешно решаемые последовательными компьютерами, допускают распараллеливание. Заметим также, что человек, как показывают психологические исследования, имеет очень ограниченные способности к параллельной обработке информации. Фактически он не способен осознанно выполнять сразу два задания, если исключить механизм переключения внимания между ними (это переключение, как правило, субъективно не замечается). Еще В. Вундт в середине 19 века установил, что человек не может одновременно следить за стрелкой хронометра и звуковым сигналом и поэтому практически всегда указывает неверное время подачи сигнала (отвлекаясь на звуковой сигнал, он на какое-то время перестает следить за движением стрелки хронометра).

Таким образом, представляется весьма сомнительным, что мозг, в силу своей конструкции, в силу отсутствия, прежде всего, достаточного  быстродействия, вообще способен осуществлять сколько-нибудь сложные вычисления, которые видимо необходимы для осуществления основных когнитивных функций (распознавание образов, творческое мышление, осуществление сложных скоординированных движений и т.п.), т.е. решать те объективно сложные (для компьютера) задачи, которые, однако, человек решает практически мгновенно и без всяких усилий.

Закрадывается подозрение, что мозг вообще не есть аппарат мышления, а является лишь   частью аналогового устройства, осуществляющего  управление телом человека. Это  устройство можно научить умываться или убирать кровать (по принципу выработки условного рефлекса), но не более того. Подлинное же  мышление и восприятие реализуется не по компьютерному принципу, каким-то иным, «невидимым» устройством, а мозг человека - только одна структурная единица этого общего устройства, обеспечивающего высшие психические функции. Во время  зафиксированной электрической активности мозга происходит считывание данных с органов чувств, их первичная обработка и затем они передаются в оперативную быстродействующую память и обрабатываются сверхбыстродействующим процессором,  о расположении и устройстве которого мы не имеем никакого представления. Этот «сверхбыстродействующий процессор», вместе со сверхбыстрой оперативной памятью и может соответствовать тому, что мы называем «дух», т.е. представлять собой некую «сверхприродную» составляющую психического механизма.

 Заметим, что результаты исследования коры мозга  методом вызванных потенциалов показали, что информация в коре мозга отображается в два этапа. Вначале клетки коры воспринимают физические параметры сигнала, затем эта информация «стирается» в коре, и, видимо, куда-то переадресовывается (как, полагают физиологи – в подкорку). Затем, уже поздние компоненты вызванного потенциала, – вновь коррелируют  с поступившим сенсорным сигналом, но они отражают уже не его физические свойства, а его значимость для субъекта. Именно в этот момент (когда информация вторично попадает в кору) и происходит осознание (13). Получается, что в коре больших полушарий осуществляется лишь первичная обработка сенсорного сигнала, а затем кора откуда-то получает уже готовую оценку значимости этого сигнала. Оценка значимости – это и есть, по сути, «высшая нервная деятельность» - т.е. самое главное, чем должен заниматься мозг. Традиционно кора рассматривается как субстрат высшей нервной деятельности. Если, однако, кора, по результатам этих исследований, не осуществляет эту деятельность, то еще менее вероятно, что ее могут осуществить более примитивные подкорковые структуры. Таким образом, нужно признать, что по данным электроэнцефалографии отсутствует полная корреляция между психическими и физиологическими процессами, что позволяет предположить, что в участии обработки сенсорных сигналов участвуют какие-то «внемозговые», неизвестные нам факторы.

Как же в таком случае оценить факты нейропсихологии, указывающие на повреждение самих психических процессов (таких как воля, запоминание, речь, мышление и т.д.) при поражении высших отделов мозга (коры и таламуса)? Эти факты не позволяют рассматривать мозг как простое «приемно–передающее» устройство, связывающее дух и тело.  Видимо, нужно признать, что «дух» не может нормально функционировать «сам по себе», изолированно от мозга и его медленных нейрональных функций.   Психика человека – результат совместной работы мозга и «духа». Используя сравнение с компьютером, мы можем сопоставить дух с процессором (обладающим встроенной памятью), а  мозг с «материнской платой» и другими деталями компьютера (блок питания, «входы» и «выходы» в виде клавиатуры, монитора и т.д.). Процессор не может работать вне компьютера. Он должен  быть вмонтирован в соответствующую ему электронную схему, которая обеспечивает его нормальное функционирование. Нарушение этой схемы, будет нарушать и работу процессора, даже если сам процессор не будет иметь повреждений. Так и дух, будучи сам по себе неповрежденным, начинает неправильно функционировать, если поврежден мозговой механизм, в который дух как бы «вмонтирован».

Мы различаем термины «душа» и «дух».  В соответствии с вышесказанным, «душа» функционально - плод совместной работы мозга и «духа».  Дух же – как бы «невидимая деталь», которая выполняет функцию «центрального процессора» мозгового «компьютера».

Не следует, однако, считать «дух»  чем-то абсолютно «нематериальным». Стоики, как известно, определяли «материю» как то, что способно действовать на другие материальные тела, способно включаться в цепочки причинно-следственных связей в физическом мире. Ясно, что дух как-то  действует на мозг человека - иначе была бы не возможна их совместная работа. Следовательно «дух», с этой точки зрения, вполне материален. Его «супранатуральность» означает лишь, что его невозможно объяснить с позиций современной физики, химии и физиологии. Но это не значит, что он «не физичен». Просто существование духа выходит за рамки концепций современной физики – что указывает на неполноту последней. Если физика претендует на статус «теории всего», то она должна как-то учитывать существование духа (отчасти это делает квантовая физика, используя концепцию «наблюдения» (а значит и факт существования «наблюдателя»),  как причину редукции волновой функции. Здесь,  по мнению многих физиков (Е. Вигнер, Н. Винер и др.), человеческое сознание прямо вводится  в фундамент физической теории, но, однако, при этом, оно не получает никакого физического объяснения, что говорит о неполноте существующей теории).

Вернемся к оценке деятельности мозга.  Одна из центральных психических функций - это память. Опыты Пенфилда со «вспышками пережитого» (5), эксперименты с гипнозом, явление «хронологической регрессии» (6)  - указывают на то, что наш мозг ничего не забывает. По крайней мере, все, что воспринимают органы чувств, с фотографической точностью фиксируется в «закромах» нашей памяти. Эта память строго упорядочена во времени и подобна «кинофильму», в котором запечатлена вся наша жизнь (иногда этот кинофильм практически мгновенно прокручивается» в околосмертном состоянии (7)). Если это действительно так, то к 60 годам человек накапливает  примерно 1016 (Вулдридж) -1020  (Фон Нейман) бит информации. Следовательно, на один нейрон (если учитывать все нейроны мозга) приходится 106- 1010 бит информации.  Информационная емкость молекулы ДНК человека составляет по некоторым оценкам 1,16 гигабайта информации.  Величина потенциального запаса информации в яйцеклетке (зиготе) оценивают в 1012 бит (В. Равен, 1996). Таким образом, если кодирование информации осуществляется на уровне макромолекул, то нейрон вполне может хранить 1010 бит информации и даже более.

 В 60–80 годы прошлого века активно разрабатывалась гипотеза молекулярной природы памяти человека и животных (9).  В качестве носителя памяти предлагали молекулы РНК, ДНК, а позже – белковые молекулы. Несмотря на отдельные  удачные эксперименты с «переносом памяти» от одного животного к другому (в мозг необученного животного впрыскивали вытяжки,  взятые из мозга обученных животных – такие опыты ставили, в частности, на золотых рыбках и крысах – например, крысам удалось химическим путем передать боязнь темноты, выработанную у других крыс посредством сочетания темноты и электрического тока), не удалось ни установить молекулярный носитель долговременной памяти, ни механизмы записи и воспроизведения информации. Кроме того, опыты по «пересадке памяти», успешно производимые в одних лабораториях, не воспроизводились в  других лабораториях. Поэтому в 80-х годах исследования в этом направлении фактически были свернуты.

Возобладала т.н. «коннекторная» теория памяти, согласно которой  долгосрочная память кодируется посредством перераспределения  эффективности синаптических контактов между нейронами.  Эффективность  синапса определяется количеством пузырьков с медиатором в синапсе, их расстоянием от пресинаптической мембраны и положением синапса на теле нейрона-акцептора. В этом случае  более понятны возможные механизмы записи и воспроизведения информации, но эта теория также имеет ряд недостатков.

Известно, что чем более активно работает синапс, чем больше он «упражняется», тем выше становится его эффективность. Это позволяет объяснить механизм выработки условных рефлексов. Но если человек действительно потенциально помнит все, что происходило в течение его  жизни (о чем говорят эксперименты Пенфилда и др.), то следует признать, что коннекторный механизм не способен обеспечить все виды памяти человека.

Память человека отнюдь не сводится к выработке условных рефлексов. Для выработки рефлекса, необходимы многократные сочетания условного и безусловного стимулов. У человека, однако, существует т.н. «эпизодическая память» - память на события его собственной жизни. Эти события запоминаются сразу, без всяких повторов, что вряд ли может быть обеспечено коннекторным механизмом.  Заметим, также, что синаптические связи весьма лабильны, и трудно представить, каким образом они могут обеспечить долгосрочное (в течение десятилетий)  сохранение воспоминаний.

Коннекторная теория не способна объяснить ни факт (выявленный экспериментами Пенфилда) сплошной записи в памяти всего сенсорного входа человека на протяжении всей его жизни, ни строгую временную упорядоченность воспоминаний (что показали, в  частности те же «вспышки пережитого». Пенфилд специально подчеркивал, что события прошлого при раздражении средневисочной извилины воспроизводились в строгой временной последовательности, наподобие прокручивания   кинопленки, без всяких переходов и скачков во времени). На строгую хронологическую упорядоченность воспоминаний указывает, также характер восстановления памяти после травмы (т.н. «ретроградная амнезия»), а также упомянутая ранее «хронологическая регрессия». Не ясно, зачем мозгу сохранять абсолютно всю информацию о прошлом, включая незначительные события, и зачем нужно сохранять ее в строгой временной последовательности.  И то и другое не имеет биологического смысла, т.к. большая часть зафиксированной таким образом информации никогда не используется, а знание строгого временного порядка получения впечатлений необходимо лишь в небольшом числе случаев. Создается впечатление, что мозг обладает неограниченной по объему памятью и может позволить себе сохранять совершенно бесполезную для выживания организма информацию.

Еще в конце  девятнадцатого века А. Бергсон в известной книге «Материя и память» (10) выделил два вида памяти «память духа» (т.е. «эпизодическую память» - касающуюся событий личной жизни) и «память тела» (навыки, условные рефлексы и т.п. – все то, что требует специального обучения с закрепление через многократное повторение). Только память тела, по мнению Бергсона, связана с энграммами, запечатленными в мозге, тогда как «память духа» не фиксируется в мозге в виде каких-либо «записей», а представляет собой «прямой доступ к событиям прошлого», т.е. как бы «путешествие на машине времени», позволяющее заново созерцать события прошлого.

Современная нейропсихология также разделяет эти виды памяти и показывает, что они могут нарушаться независимо друг от друга. Человек может забыть события личной жизни, произошедшие за несколько последних десятилетий,  но при этом сохраняются все навыки, речь, профессиональные знания, даже те, которые были получены в амнезированные годы.

Как мы уже отмечали, «память тела» вполне объяснима с позиций  «коннекторной» гипотезы. Но она, эта гипотеза, не способна объяснить «эпизодическую память» - воспоминания об однократно пережитых событиях личной биографии. Поэтому мы вынуждены признать, что полной теории, объясняющей функционирование и природу всех видов памяти,  мы в настоящее время не имеем.

Известно, что память о прошлом сохраняется при самых обширных повреждениях мозга. Например,  рассечение лобных долей (лоботомия) приносит облегчение при психозах и галлюцинациях, но не  затрагивает память. Удаление части коры головного мозга облегчает страдания  невротиков, но не изменяет их воспоминаний. Нет также оснований предполагать, что имеется какой-то специальное хранилище  памяти в мозге или в любом другом органе тела.

 Все это  делает весьма правдоподобной гипотезу, что, по крайней мере, часть памяти человека не связана с какими-либо «записями» в мозге, не имеет нейронального субстрата  и обладает т.о. «экстранатуральной» природой. Вполне вероятно, что носитель этой  памяти  - дух, т.е. трансцендентное, супранатуральное  начало, взаимодействующее с мозгом внешним образом.

В качестве важного аргумента в пользу трансцендентной природы мышления и памяти можно использовать последние исследования «околосмертного опыты», проведенные в последние годы английскими и голландскими учеными. В  2000 году было опубликовано исследование, проведенное Питером Фенвиком из Лондонского института психиатрии и Сэм Парина из Центральной клиники Саутгемптона (12).  Ими  были получены  весьма убедительные доказательства того, что сознание человека может функционировать независимо от деятельности головного мозга, и продолжает существовать,  когда все процессы в мозге уже прекратились.

      В рамках научной работы экспериментаторы   опросили 63 кардиологических больных, переживших клиническую смерть.

      Оказалось, что 56 вернувшихся с того света не помнят ничего. Однако у семерых сохранились отчетливые воспоминания о том, что они испытали в период клинической  смерти. Четверо утверждают, что ими овладело чувство покоя и радости,  время побежало быстрее, ощущение своего тела исчезло, настроение стало приподнятым, даже возвышенным. Затем возник яркий свет, свидетельствующий о переходе в иной мир. Все опрошенные находились какое-то время в ином  мире, а затем вернулись к действительности.

Тщательно изучив медицинскую документацию оживленных, врачи пришли к выводу, что  традиционное представление о прекращении работы мозга из-за дефицита кислорода ошибочно. Ни у одного побывавшего в состоянии клинической смерти не было зафиксировано существенного снижения содержания  кислорода в тканях центральной нервной системы.

      Отброшена была и другая гипотеза — будто видения  могут  быть   вызваны

 нерациональной комбинацией медикаментов, применяемых при реанимации.

 

В 2001 году, трое голландских ученых из госпиталя   Рийенстэйт под руководством Пима Ван Ломмеля провели самое масштабное на  сегодняшний день исследование людей, переживших клиническую смерть. Результаты его были опубликованы в статье «Околосмертельный опыт выживших после остановки сердца: целенаправленное изучение специально  сформированной группы в Нидерландах» в британском медицинском журнале  «Ланцет» (11).

      Опираясь на статистические данные, полученные за десятилетний период, ученые установили: видения посещают далеко не каждого человека,  пережившего клиническую смерть. Только 62 человека (18%) из 344,  перенесших 509 реанимаций, сохранили четкие воспоминания о том, что они  испытали в период между временной смертью и «воскрешением».

      В частности, феномены внетелесного опыта (когда человек видит себя со стороны) испытали 24% возвращенных к жизни. В 13% случаев люди наблюдали несущиеся чередой картины прошедшей жизни.

       Интересно, что  слепые от рождения люди дословно повторяли повествования зрячих. Т.е. в момент клинической смерти они впервые обретали зрение, узнавали что значит «видеть». 

         Исследователи поставили перед собой  цель — точно определить, когда человека посещают видения, во время клинической смерти или в период работы мозга. Ван Ламмель и его коллеги  утверждают, что это им удалось сделать. Заключение ученых таково: видения  наблюдаются именно в момент «отключения» центральной нервной системы. Таким образом, было показано, что сознание может существовать независимо от работы  головного мозга.

         Эти исследования непосредственно доказывают существование некоего «супранатурального» фактора, обеспечивающего основные психические функции (мышление, восприятие, память) при полном бездействии мозга. По определению  - это и есть то, что мы называем «духом».

Но ранее, мы отмечали, что, учитывая данные нейропсихологии, следует признать,  что психические функции – есть продукт совместной деятельности мозга и духа. Исследования Фенвика, Парина и Ван Ломмеля показывают вроде бы, что мозг и даже органы чувств – не нужны для  психической деятельности.

Здесь возможно такое объяснение. Данные нейропсихологии указывают на то, что «голый» дух без мозга работать не может – также, как процессор компьютера не может работать без остальных деталей устройства. «Выход из тела» в момент клинической смерти, как правило, сопровождается коротким периодом бессознательности. Можно предположить,  что «дух» в это время соединяется с каким-то новым «телом» (астральным? ментальным?) в союзе которым он только и  может осуществлять психические функции. Это похоже на то, как процессор переносится в другой компьютер, устанавливается на новую материнскую плату. Этот процесс переноса и объясняет период бессознательности. Заметим, что внетелесный опыт в состоянии клинической смерти нередко сопровождался восприятием некоего призрачного тела, наличие которого ощущали пациенты, но которое было невидимо для окружающих. Видимо это «тело» и обеспечивало работу духа после выключения мозга.

До сих пор мы широко использовали компьютерную метафору и даже дух уподобляли сверхмощному процессору. Но существуют достаточно убедительные аргументы, показывающие ограниченность аналогии между субстратом человеческой психики и компьютером.  Мы имеем в виду т.н. «геделевский аргумент», который может быть  использован для критики идеи «искусственного интеллекта».  Ряд авторов (Д. Лукас, Р. Пенроуз (15, 14), опираясь на известную теорему К. Геделя о неполноте формальных систем, делают вывод,  что  существует принципиальное различие между человеческим мышлением и любой, сколь угодно сложно устроенной, системой «искусственного интеллекта».

Теорема Геделя утверждает, что для любой достаточно богатой по своим выразительным возможностям непротиворечивой формальной системы (исчисления, алгоритмической системы и т.п.), можно построить предложение (используя язык, принятый в данной формальной системе), которое в рамках заданного формализма будет неразрешимым (т. е. недоказуемым и неопровержимым), но, тем не менее, содержательно истинным. (Такие предложения получили название «геделевских предложений»). Конечно, можно сделать любое геделевское предложение разрешимым, просто введя данное предложение в число аксиом формальной системы. Но тогда можно построить другое неразрешимое предложение и т. д. до бесконечности. Таким образом, оказывается невозможным создать формальную систему, обладающую достаточно большими выразительными возможностями, которая одновременно удовлетворяла бы свойствам полноты (т. е. доказывала бы все содержательно истинные высказывания) и непротиворечивости (т. е. не доказывала бы некоторые высказывания вместе с их отрицанием).

Поскольку человеческий интеллект способен распознавать содержательную истинность любых геделевских предложений, формулируемых в рамках любых формальных систем, то  можно сделать вывод, что человек обладает большей (причем, фактически, бесконечно большей) интеллектуальной мощностью чем любая, сколь угодно сложная и содержательно богатая формальная система. Поскольку алгоритмическая система — есть разновидность формальной системы, то отсюда следует принципиальная невозможность алгоритмической имитации функции человеческого интеллекта, т. е. «алгоритмическая невычислимость» функции сознания. Но в таком случае мозг, понимаемый как «сетевой компьютер»,  не может быть единственным субстратом человеческой психики – поскольку его возможности в точности равны возможностям машины Тьюринга и, следовательно, он способен реализовать лишь алгоритмически вычислимые функции. Это еще один мощный аргумент в пользу существования духа – супранатуральной системы, способной, как это следует из «геделевского аргумента», осуществлять  алгоритмически не имитируемые процессы переработки информации.

Подводя итог сказанному, мы можем с уверенностью утверждать, что психика, сознание человека не является лишь только продуктом  человеческого мозга – в том виде, как он нам известен. Существует «супранатуральный» фактор – дух, который существенно участвует в осуществлении высших психических функций. Мы выяснили, что дух, вероятно, ответственен за «качественность» модально-специфических ощущений, он обеспечивает интуитивное мышление и творческую деятельность, а также содержит в себе большую часть памяти человека. Вероятно, также, что дух обеспечивает превосходство сознания человека над любой алгоритмической системой (поэтому искусственный интеллект, равный по возможностям человеческому, не возможен). Мозг человека – представляет собой вспомогательный, мало эффективный «сетевой компьютер», необходимый для обеспечения функций духа, а также для связи его с человеческим телом – а через него, со всем остальным «материальным» миром. Подчеркнем еще раз, что не считаем дух чем-то нематериальным. Просто его существование и способ функционирования не укладывается в рамки современной физики и, таким образом, указывает на неполноту физического описания реальности.

Для дальнейшего исследования природы и функций духа  необходимо обратиться к философскому анализу субъективного опыта, в частности дать обоснование самой необходимости существования духа – как связующего звена между человеком и трансцендентным миром.

 

 

 

2. Философское обоснование существования духа

 

         Философской основой принятия концепции «духа» - как связующего звена души и Абсолюта может служить концепция единства мира – такого единство,  в которое интегрирована индивидуальная человеческая психика.

Шри Раджниш так образно выразил эту идею: «Вы существуете не как отдельное образование, полное в себе. Нет!  Вы существуете не как остров, вы существуете как волна в океане, органичное единство, вы едины с океаном. Вы можете сказать, что океан присутствует в каждой волне, и что океан - не что иное, как всеобщность всех волн. Посмотрите на океан, когда на нем волны: они живы, океан их жизнь. Когда они вздымаются на сотни футов, достигают неба, это океан достигает через них. Вы можете не видеть океана, вы можете видеть лишь волну, но вы не сможете отделить волну от океана - они органично едины». «Океан» здесь – это Абсолют – все сущее, пребывающее в единстве.

         В европейской философии основания для  единства  «Я» и Абсолюта в наиболее последовательно  изложил И.Г. Фихте (16). Основной аргумент заключается в том, что я не способен «выпрыгнуть из себя», не способен не только знать, но даже и помыслить бытие, которое абсолютно трансцендентно моему сознанию, т. е. которое существует вне и независимо от моего «Я» (т. н. «бытие в себе»).

Действительно, как я могу помыслить предмет, который никак не соотносится с моим существованием, не находится в каком-либо соотношении с моим «Я» и, следовательно, находится за пределами всякого возможного опыта? Мы обычно различаем предмет знания и само наше знание о предмете. Знание рассматривают обычно как нечто субъективное — это то, что «имеет место в сознании». Предмет знания — это, напротив, то, что лежит «за пределами сознания». Знание, поскольку оно есть знание о данном предмете, должно каким-то образом «указывать» на этот предмет. (В этом состоит свойство «интенциональности» сознания). Но как сознание может указывать на то, что находится целиком за его пределами? Чтобы осуществить такое «указание», мое «Я» должно каким-то образом «выйти из себя» — получить прямой доступ к познаваемому объекту, к внеположной по отношению к моему «Я» реальности. Если сознание имеет дело только с репрезентациями, т. е. только со своими собственными состояниями, а не с вещами, то никакой «подлинной идеи объекта» (т. е. такой идеи, которая имела бы в виду «сам объект», а не его репрезентацию, не мысль об объекте, не образ объекта) быть не может.

Таким образом, если мы действительно познаем объекты, а не собственное знание об объектах (в виде мыслей, образов, представлений), то наше сознание должно вступать с этими объектами в непосредственный контакт. Можно в таком случае утверждать, что все возможные объекты моего опыта должны как-то, хотя бы потенциально, изначально содержатся в составе моего «Я», и не являются, таким образом, чем-то чуждым моему «Я», чем-то запредельным ему. Только в этом случае я и могу вступать в «прямой контакт» с самими вещами — ведь все, что мне доступно прямо и непосредственно — это и есть мое собственное «Я»: его содержание, его свойства, его структура. Ничего «запредельного» (трансцендентного) моему сознанию в таком случае не существует. Ведь «трансцендентный предмет» не может являться предметом мысли. Мысль не способна на него указывать, не способна иметь его «в виду».

         Имманентность познаваемого объекта познающему «Я» не исключает, однако, некоторой относительной трансцендентности «Я» и объекта. Нужно только иметь в виду, что всякое понятие о трансцендентном осмысленно только в том случае, если трансцендентность преодолевается имманентностью, т. е. эта трансцендентность должна мыслиться именно как относительная, а не абсолютная внеположность объекта субъекту. Предмет в абсолютном смысле трансцендентный субъекту — вещь немыслимая. Сама идея о таком предмете невозможна, есть противоречие в понятиях, подобное «круглому квадрату», «горячему мороженому», «холодному зною» и т.п. Ведь если предмет помыслен, хотя бы и в качестве «трансцендентного», — то он уже тем самым оказывается имманентным моей мысли. Поскольку моя мысль «указывает» на данный предмет, то он должен каким-то образом входить в состав моего опыта, должен быть каким-то способом «дан» мне.

Мысль о трансцендентном предмете есть противоречивая мысль, которая указывает как бы за пределы всего мыслимого. Как мысль — она имманентна моему сознанию, но вместе с тем, содержательно она указывает «за пределы себя», как бы отрицая свою принадлежность к моему внутреннему миру, к миру мыслей. Она как бы говорит сама о себе: “я не мысль”. Эта мысль есть, таким образом, нечто «имманентно-трансцендентное»: и имманентное и трансцендентное в одно и то же время.

Мы можем непротиворечиво совместить имманентность и трансцендентность, если примем во внимание многослойную, многоуровневую структуру человеческого  сознания. Объект, в частности, может быть дан в форме чувственности (как чувственный образ) и форме мышления (как идея). Чувственно нам в каждый момент времени дан лишь какой-то фрагмент, малая часть Универсума — дано лишь то, что мы воспринимаем «здесь» и «сейчас». Чувственное восприятие, как утверждает физиология органов чувств, оптика, акустика и т д. - следует квалифицировать как опосредованную форму познания — мы имеем дело здесь не с «самими вещами», а с их          субъективными репрезентациями (например, мы видим не вещи, а образы вещей – результат воздействия отраженного светового потока на сетчатку глаза).

Напротив, наше мышление свободно выходит за пределы чувственно воспринимаемого, за пределы настоящего момента. Мы можем свободно мыслить о любом событии прошлого или будущего. Мы можем помыслить как любую локальную часть Универсума, так и весь Универсум в целом. И, в отличие от чувственного восприятия, у нас нет оснований считать, что предмет мышления дан нам в акте мысленного его постижения лишь опосредованно. В самом деле, поскольку мы способны познавать вещи, то мы должны, так или иначе, иметь прямой доступ к этим вещам. Если такой доступ отсутствует не только на уровне восприятия, но и на уровне мышления, то это означает, что мы замкнуты в своей собственной субъективности и абсолютно отчуждены от бытия всего сущего, от «вещей в себе».

Следовательно, уже из этих соображений мы должны допустить, что мышление дает нам прямой доступ к реальности, позволяет иметь дело с «самими вещами» данными нам «в подлиннике», а не через посредство каких-либо репрезентаций. То есть мы приходим к выводу, что акт мышления — есть акт прямого самообнаружения мыслимой вещи в нашем сознании. В таком случае мы должны признать справедливость парменидовского принципа тождества бытия и мышления: «одно и то же мысль и то, о чем  она существует».

Таким образом,  мы приходим к   двухслойной модели реальности. На уровне чувственности мы обладаем относительной обособленностью, отдельной индивидуальностью. На уровне мышления – мы тождественны всему сущему, т.е. Абсолютному бытию.

Чувственность составляет ядро «эмпирической личности» человека. Сюда относятся воспоминания личной биографии, содержание моего актуального восприятия, текущее состояние  мышления, воли и эмоций.  Я тождественен эмпирической личностью (которую можно мыслить как продукт самоограничения Абсолюта), но, одновременно – я тождественен и самому Абсолюту, как целому. Иными словами, эмпирическая личность укоренена в Абсолюте, наподобие того, как океанская волна – в океане. Я – и волна, и весь океан. Эта моя двойственность и определяет основные мои человеческие свойства.

Во-первых, двойственность позволяет мне быть не тождественным самому себе – дистанцироваться от самого себя,  что является основой самосознания. Осознать себя отдельной личностью, частью чего-то большего, от которого я отделен, возможно только в том случае,  если моя отдельность не абсолютна. Осознавая себя ограниченным, я тем самым осознаю и то внешнее, безграничное, от которого я отделен. Но это возможно только в том случае, если это внешнее каким-то образом  входит в состав моего опыта, дано мне непосредственно (в подлиннике), есть часть моего я. Иными словами, осознавая себя частью, я должен осознать и то целое, частью которого я являюсь. А это означает, что целое входит в мой опыт, не есть что-то абсолютно запредельное по отношению к моему я. Воспринимая «Я» вместе с «не-Я», я тем  самым как бы поднимаюсь над противоположностью «Я» и «не-Я», противоположностью субъекта и объекта. Это самодистанцирование и позволяет мне осознавать субъект-объектные отношения, видеть себя и объект как бы «извне» и т.о. констатировать их наличие и соотношение.

Во-вторых, эта двойственность позволяет мне дистанцироваться не только от себя, но и от любой наличной природной реальности. Я отчасти природное, отчасти надприродное существо, поскольку укоренен в Абсолютном бытии которое не тождественно бытию природному.  Действительно, если Абсолютное бытие – есть ВСЕ, то оно содержит в себе, помимо актуальной Вселенной, также и прошлое и будущее, как действительное, так и возможное – в пределе - все, что вообще возможно помыслить (Умопостигаемый универсум). Умопостигаемый универсум – есть содержательно «множество всех возможных миров» и, таким образом, будучи приобщенным к Абсолюту, я способен видеть мир в системе альтернатив – видеть не только «то что есть», но и то, что могло бы быть. Это и делает меня независимым от внешней и внутренней (телесной) природы и дарует мне подлинную свободу мышления и действия.

В сущности, полностью свободен может быть лишь Абсолют (поскольку вне его  ничего не существует).  Моя свобода – следствие моей тождественности Абсолютному бытию - есть непосредственный коррелят моей укорененности в Абсолюте. (Заметим, что мозг, как «сетевой компьютер», есть, в сущности, просто машина, действующая по определенной программе и, следовательно, мозг никак  не может являться носителем свободы).

Другим коррелятом моей укорененности в Абсолюте  является смысл. Смысл – сверхчувственное явление, он лишен качественнности, а также временной и пространственной локализации (не отвечает на вопросы «что?», «где?» и «когда?»). Уже поэтому быть материальным в обычном понимании этого слова он не может. (Но в «стоическом» смысле – он все же материален и с этой точки зрения аналогичен по статусу такому понятию как потенциальное бытие – чем и является всякая «материя», согласно квантовой механики, вне процесса наблюдения).

Содержательно смысл – есть «место» вещи в Универсуме, т.е.,  иными словами,  смысл вещи определяется  ее отношением к Абсолюту –  к совокупности всех действительных  и  возможных вещей и обстоятельств. Осмысление – прямо соотносит осмысляемое с Абсолютом и, таким образом, прямо обнаруживает Абсолют как некий «постоянный» фон или глубинное основание моего  сознания.

Даже понятийное мышление требует присутствие Абсолюта – поскольку наши понятия  не являются эмпирическими обобщениями. Они обозначают все возможные объекты данного класса (все возможные треугольники, все возможные собаки и т.д.). Каждое понятие содержит в себе бесконечность, т.к. пробегает бесконечное число членов его денотата. Все эти бесконечные совокупности – есть содержание Абсолюта – как мира потенций, а не содержание эмпирического мира – в котором все конечно.

Итак, мы видим, что практически все основные свойства нашего сознания определяются нашей причастностью к Абсолютному бытию, нашей нетождественностью только лишь  эмпирической личности. Укорененность в Абсолюте определяет такие свойства, как свобода, смысл, самосознание, способность к понятийному мышлению, способность мыслить мир в системе альтернатив (независимость от эмпирического мира).

Как эту концепцию укореннности в Абсолюте связать с ранее установленными фактами, указывающими на существование духа. Что есть дух, в рамках данной концепции?

Дух, по определению, связывает эмпирическое «Я» с Абсолютом. Но и само эмпирическое «Я»  есть проявление или «самоограничение» Абсолюта.  Однако если бы Абсолют  проявлялся  только в виде эмпирической личности, мы не могли бы знать о его существовании и не могли бы выйти за рамки ограниченного эмпирического существования. Следовательно, помимо проявления в ограниченной форме (как эмпирическое «Я»), Абсолют должен проявлять себя как целое, в полной своей «неучастненной» форме. Вот это прямое действие Абсолюта в составе конкретной эмпирической личности – и есть, с нашей точки зрения, проявление духа. Дух – это Абсолют – взятый в аспекте его самопроявления как целого в  конкретном человеческом  организме. Это тот аспект Абсолютного бытия, который проявляется в составе ограниченной эмпирической личности. (Сами эти ограничения – это и есть по сути «материя», включая человеческую телесность. Материя – это то, что сопротивляется нашей воле, ограничивает нашу свободу. Этим она отличается от  воображения, галлюцинаций и других  «субъективных» явлений. Законы природы, с этой точки зрения,  – суть регулярности, которым подчинены ограничения, накладываемые на наш чувственный опыт).

 Действие Абсолюта в физическом мире не может быть подчинено законам этого мира, т.к. сами законы природы – продукт глобального, общего для всех существ самоограничения Абсолюта. Поэтому действие Абсолюта в физическом мире может проявляться лишь как нарушение законов физики, а также законов физиологии и психологии. Т.е. иными словами, Абсолют как целое проявляется на эмпирическом (физическом) уровне как универсальное, ничем не ограниченное творчество.

Это творчество, помимо человека, проявляется и в природе. Всякую необъяснимую законами природы эволюцию, всякий переход от простого – к сложному (противоречащий второму закону термодинамики) - можно рассматривать как творческое действие Абсолюта в эмпирическом мире. Сюда мы можем отнести и акт зарождения   нашей Вселенной, и происхождение жизни на земле, и эволюцию живого и, наконец, возникновение самого человека – поскольку все эти явления не имеют научного объяснения, противоречат законам физики и математической статистики (например, самопроизвольное  зарождение простейшей клетки имеет вероятность ~10–280 т.е. представляется совершенно невероятным событием). В человеке творчество Абсолюта предельно концентрируется и проявляется уже не на уровне вида (как у животных и растений), а на уровне индивида. Продукт этого творчества – человеческая культура, возникновение которой также невозможно объяснить натуралистически. Культура, по определению, есть сфера надприродного бытия – совокупность артефактов, т.е. объектов, возникновение которых необъяснимо естественными причинами. Как природное существо, человек не способен творить что-либо надприродное. Но поскольку он это делает – он не является только природным существом.

Поскольку  Абсолют прямо постигается мышлением, он сам тождественен по своей природе мышлению (ибо мысль может непосредственно совпасть только с мыслью). Но это мышление, которое не рассуждает, поскольку в нем уже все помыслено, т.е. это не дискурс (Абсолют не размышляет, не думает), а интуиция – которой сразу раскрыта истина во всей ее полноте. Поэтому дух как проявление Абсолюта в нас – это творчество и интуиция. Вместе с тем, дух есть основание осмысления и непосредственно проявляется в индивидуальном сознании как смысл. Дух есть также свобода – поскольку только через причастность к Абсолюту мы преодолеваем свою ограниченность и детерминированность эмпирическим бытием. Как творчество – дух есть основание культуры. Культура и есть сфера проявления духа, по преимуществу. Итак, везде, где не действует  натуралистическое объяснение – там мы можем предполагать действие духа.

Несколько слов об индивидуальности. Что есть основа индивидуальности моего «Я» - мое физическое тело или дух? Ясно, что тело само по себе не может детерминировать мою себетождественность. Во-первых, себетождественность не может обеспечиваться тождественностью материи, из которой состоит тело, поскольку материальный состав тела непрерывно обновляется. Во-вторых, себетождественность не может обеспечиваться и сохранением конкретной структурой моего тела. Ведь даже абсолютно точное копирование моего тела на атомном уровне – не создаст еще одно «мое Я». Я абсолютно уникален, могу существовать только в одном экземпляре. Моя копия будет восприниматься мною как другой человек, который мне не тождественен, несмотря на всю его схожесть со мной. Отсюда однозначно следует, что моя индивидуальность, мое себетождественное «Я» - есть свойство духа, а не тела. Следовательно, «Я» есть целостный (неограниченный) Абсолют, действующий в составе конкретной эмпирической личности.  Иными словами, я есть дух, который «вселен» в конкретную телесную машину. Я есть Абсолют, который  соединен с конкретным «сетевым компьютером» - мозгом.  Это соединение и образует эмпирическую личность. Следовательно, мозг - это и есть то, что отделяет меня от Абсолюта, т.е. от моего подлинного «Я». Отсюда ясно – что подавление работы «сетевого компьютера» - мозга  - есть путь к воссоединению с собой-Абсолютом.  На самом деле это и есть реальный смысл любой духовной практики. Основа любой духовной практики – медитация. Через «тренировку внимания» она ведет к отключению дискурсивного мышления, восприятия, эмоционального переживания (т.н. «очистка сознания»), т.е., фактически в той или иной мере  - ведет к отключению мозга (что регистрируется физиологически). Тогда дух вынужден включать «запасную» систему обеспечения своих функций (астральные, ментальные и т.д. тела), что приводит к «расширению сознания» и, возможно, обретению сверхспособностей.

Причастность Абсолюту – есть также основание моей себетождественности во времени. Эта себетождественность может быть мыслима лишь как сверхвременность моего я (что предполагает возможность прямого доступа через время к собственному прошлому – это позволяет прямо сопоставлять настоящее и прошлое я и констатировать их тождество - в противном же случае тождество я – недоказуемая, а, следовательно, и бессодержательная идея). Я есть не только то, что я есть сейчас, но и то чем я был в прошлом, чем буду в будущем. Я непосредственно тождественен со своими настоящим, прошлым и будущим переживаниям Невозможно найти какое-либо отдельное «трансцендентное Я», которое созерцало бы извне  эти переживания. Когда мы ищем переживающего, мы находим лишь еще одно переживание - а субъект и объект всегда оказываются единым целым. Никогда не удавалось бы найти мыслящего, существующего отдельно от мысли, из чего следует, что мыслящий и мысль тождественны. Отделенного от моих переживаний, обособленного «Я» просто не существует.

Поскольку я свободен, в состав моего я должны также входить не только мои прошлые и настоящие переживания, но  и мое возможное прошлое и все возможные варианты моего будущего. Все эти варианты моего прошлого и будущего, взятые в аспекте сверхвременной целостности   - и есть мое настоящее (метафизическое) «Я». Это «Я» можно мыслить как некий конкретный способ саморазвертки Абсолюта, или, в духе Лейбница, как некую особую перспективу видения Абсолюта. (Заметим, что данная концепция сверхвременного «Я», заставляет переосмыслить человеческую память в духе Бергсоновской теории «памяти духа» - как прямого доступа к прошлому «через время». Этим и объясняется отсутствие энграмм памяти, локализованных  в мозге. Мозг не записывает информацию о прошлом в виде следа, локализованного в  настоящем, наподобие магнитофона, но может прямо считывать ее с собственного прошлого без всяких записей).

 В сфере чувственности мои действия ограничены возможностями моего тела, физическими законами мира, в котором я нахожусь. Здесь я не являюсь полностью свободным. Но я абсолютно свободен в сфере мышления, воображения, творчества – здесь вполне раскрывается моя истинная природа как Абсолюта. Я способен помыслить и вообразить все, что угодно. Мое творчество не ограничено природным миром, но, напротив, способно преобразовывать этот мир.

Сфера Абсолютного бытия, безусловно, является всеобщей, надиндивидуальной.  Мы все укоренены в одном и том же Абсолюте. Это и позволяет нам неким интуитивным образом осознавать индивидуальность другого, признавать другого  в качестве независимого «Я», обладающего свободой воли. Именно это чувство одушевленности другого не позволяет нам относится к другим людям лишь как к простым объектам, средствам достижения наших целей. Это чувство – основа нравственности и социальности. Следовательно, и то, и другое – есть прямое  проявление духовного в человеке.

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1.Уилбер К. Никаких границ. Из-во Трансперсонального Игнститута. 1998

2.Сатпрем "Шри Ауробиндо или путешествие сознания". ЛГУ. 1989

3. Гроф С. Космическая игра.

4. Дорфман В.Д., Иванов Л.В. ЭВМ и ее элементы. Развитие и оптимизация. М., 1988.

5. Penfield W., Perot P. The Brains Record of Audial and Visual Experience // Brain. 1963. Vol. 83. P. 595—601.

6. Балонов Л.Я., Деглин В.Л. Слух и речь доминантного и недоминантного полушария. Л., 1976.

7.  Моуди Р. Жизнь после смерти. Машинописный перевод. Изд. Стекпоул США, 1976..Гроф С. Путешествие в поисках себя. М., 1994.

8. Тремнер Е. Гипнотизм и внушение. Кишинев, 1991.

9. Роуз С.  Устройство памяти: от молекул к сознанию. М., 1995.

10. Бергсон А. Материя и память // Собрание сочинений.Т.1., 1992.

 11. Near-death experience in survivors of cardiac arrest: a prospective study in the Netherlands van Lommel P, van Wees R, Meyers V, Elfferich The Lancet - Vol. 358, Issue 9298, 15 December 2.   Pages 2039-2045.

12. Evidence of 'life after death'. BBC News. Monday, 23 October, 2000.

13. Иваницкий А.М., Стрелец В.Б., Корсаков И.Л. Информационные процессы мозга и психическая деятельность. М.,1984.

14. Пенроуз Р. Новый ум короля. М., 2003.

15.Lucas J.R. Mind, Machines, and Godel // Philosophy. 1961. 36. P. 112—127.

16.Фихте И.Г. Назначение человека // Фихте И. Факты сознания. Назначение человека. Минск – М., 2000

 

© Иванов Е.М. август 2005.